В последнее время люди
(зачеркнуть) женщины часто советовали мне почитать Петрушевскую, при этом задумчиво хмурили брови и кивали головами, будто знают что-то нечеловечески мудрое: «Да, Петрушевская - хорошая писательница, её вот стоит читать...».
Решила проверить.
Встаю утром, настроение прекрасное, на улице весна, солнце, первый день легких платьев, хватаю белоснежный томик с романтичным названием «Рассказы о любви» и бегу в метро, на ходу читая аннотацию. Восхищаюсь: «20 языков...список бестселлеров в США...». Думаю, наверное, рановато было складывать отрицательное мнение об авторе, зная только «Поросёнка Петра».
Наконец, открываю первый рассказ. Читаю. Перечитываю каждую страницу по несколько раз, но не потому что нравится, а потому что не могу смысл понять: «Зачем это написано, а тут что за жаргон, а в чём смысл этого события?», но, думаю, слишком это для меня сложно. Читаю дальше.
Вышла из метро, прочитав несколько рассказов. Смотрю по сторонам: солнце мерзко слепит в глаза, ветер противно дует в ноги, машины вокруг визжат, пахнет омерзительно, травой какой-то, люди ходят страшные вокруг, вот, девушка на меня идёт, ноги-то кривые, на лице - будто её сейчас стошнит... И вдруг я понимаю, что это было моё отражение.
Не знала, что книга может вогнать в такую депрессию. Видимо, я не такой сильный человек, как думала.
Петрушевская, как написано в Википедии, создает своими произведениями «энциклопедию женской жизни». Возможно, где-то живут женщины, похожие на её героинь, но если бы так жили все, люди бы вымерли от ненависти к себе.
Петрушевская пишет не о женщинах, а о бабах. Более того, это тронувшиеся умом бабы. И даже мужчины у неё, как бабы. В тех рассказах, которые я читала, я не увидела ни одного героя, кто бы думал. Они живут, выполняют какие-то функции, делаю то, что от них хотят другие. При этом иногда их пробирает на поток бессвязных мыслей и они внезапно что-то делают (читатель радуется - ура,движуха!), но нет, герой понимает, что совершил ошибку и решает не делать то, что хотел.
Её рассказы нельзя назвать реализмом - описание процесса быта с описанием скуки, грязи - это не реальность, а надуманная грязь.
Поклонники особо восхищаются её стилем. Я не понимаю, чему восхищаться: обилию коротких абзацев? Внезапным неуместным отсылкам к мифологии (что больше выглядит, как желание автора похвастаться: «Смотрите! У меня классическое образование!»)? Неумелой попытке воспроизводить жаргон или детскую речь? «Смелости» говорить грубые, пошлые слова и надсмехаться над светлым и чистым?
Людмила Петрушевская
Богиня Парка
Есть люди, которых не хотят. Никто не хочет. Вот это дело, как таким выжить.
Собственно говоря, не бывает так, что не хотят все и повсюду, - просто надо найти тот пункт, где есть человек, который не то чтобы хочет с тобой водиться, но он вообще ни о чем пока что не подозревает. Допустим, новый человек. И как-то оказывается, что около него можно угнездиться, можно что-то построить, как-то быть.
И уж если такой покладистый человек найден, то всё, дело сделано, ради него и будет нелюбимый жить и землю рыть, чтобы никто не выгнал.
Вот и угнездился такой нелюбимый, звать его было А. А., он появляется в нашем рассказе в дешевом камуфляжном костюме и в не особенно молодом возрасте, откуда-то приехал, откуда его достала судьбина, из близлежащей провинции учитель (нелюбимый учитель).
Куда он приехал?
Это и есть история знакомства.
Он приехал отдыхать за город (жил неподалеку) и оказался в деревне, куда однажды тоже завеялась одна заполошная московская тетка.
То есть он-то, А. А., как раз и снимал верандочку в избушке у родни этой тетки, так сказать, летнюю дачу, тут тебе пруд, тут тебе лесок наискосок, вечером тихо и хорошо, комары, но он света не зажигает, тихо живет себе человек, уходит спозаранку с рюкзаком на целый день, сам в камуфляже, на ногах старые кеды. В рюкзаке непонятное. Уходит на день, где-то шляется, что-то ест (а у него на верандочке даже элекроплитки нет, и света учитель не жжет вообще, лампочку вывернул и хозяйке отдал. Бреется врукопашную).
Экономит?
Ничего не просит и вежливо отказывается, даже если хозяйка приносит на щербатом блюдце лишний вчерашний пирожок (сегодня опять пекут): нет, спасибо.
Да что же вы едите-то? - в шутливой досаде восклицает хозяйка, у которой раньше на уме было кормить учителя и брать с него за это или, если не выгорит, тогда за электроплитку. Но он специально даже предупредил, что пользоваться электричеством не будет, дни длинные.
Дни ему длинные, видали? Специально подгадал от жадности.
Ох и не полюбила его хозяйка!
На вопросы он отвечает не сразу, и отвечает так, что больше спрашивать не захочется: «А какая, собственно, разница», - вопросом на вопрос.
Даже невежливо.
Но на каждую хитрую гайку найдется свой болт, и приехала эта тетка из Москвы, развеселая, деловая-деловая, далекая двоюродная жена брата разведенного мужа что ли хозяйки.
Но эта тетка издавна на две летние недели привыкла заезжать сюда, на полотпуска, любила, видите ли, среднюю русскую возвышенность, варила варенье, солила-мариновала что под руку попало, чуть ли не крыжовник! Уезжала с хорошим грузовичком банокпакетов-мешочков.
И кипела, кипела у нее работа в саду возле сарая в тенечке и под навесом, а там, в сарае, она и жила бесплатно, еще года три назад где досками подбила-подколотила, где перегородку поставила, и однажды даже пришла радостная с какой-то предыдущей дверочкой от хлева, на которой было написано известкой «коза».
Чужеродная соседка, которая нанимала мужиков порушить старый двор, видно, и отдала ей дверочку специально назло, чтобы москвичка не снимала угол во вражеской избе, не приносила доходов!
Причем на дверочке все было как полагается, две петли, щеколда, даже замок имелся, тоже прежний.
И выделила себе москвичка в сарае как бы комнатушку, чтобы жить бесплатно.
Свет, правда, у ней был, и телевизорчик работал, и холодильник небольшой имелся. И она платила за электроэнергию по своему счетчику, который аккуратно и оставляла вместе со всем скарбом у хозяйки в хламовнице.
Так что именно хозяйке-сродственнице ничего не перепадало, одни хлопоты.
Правда, внуки хозяйки, Машенька и Юра, все ж таки ездили к тете Алевтине в Москву на зимние каникулы, как же, Кремль повидали.
А в своей сарайной комнатке тетя Аля навела красоту, обойками обклеила, на крыше все позалатала, занавесочку повесила на ту дырку со стеклышком, которая заменяла окно. Даже какие-то нары ей сделали, на них мешок с сеном, ура! Сельская жизнь.
У хозяйки поместья, правда, масса претензий, жалоб на здоровье и на бедность, язык так и работает. Но все это не по адресу, Алевтина не желает поддерживать такой унылый разговор.
Вечерком она затевает самовар на еловых шишках вскипяченный, и хозяйка со смехом, дуя на воду (московская карамель за щекой), сплетничает Алевтине:
У меня жилец неженатый. Жад-ный!
Да. Неженатый холостой учитель. Тридцать пять лет.
У! (Смех.)
Ни копеечки не хочет потратить, утром мешок за спину и ушел, а вечером явится, вымоется из ведра и спать.
Что ест? Крошки хлеба на веранде нет.
В столовую ездит?
Нет. Ну не знаю. В столовую не наездишься, автобус всегда битком набитый с лишним… и у нас то и дело мимо проезжает, не останавливается.
Бывает, да.
Так что где он только шастает?
Москвичка вопросительно хохочет.
Да, приехала она только днем, только разгреблась, расставила всё, расстелила.
Завтра будем решать все вопросы.
Смородину брать будешь?
А сладкая?
Седни сладкая уродилась, - поет в беспокойстве хозяйка, - дождей мало было. Поливала я ее.
А крупная?
Похваля продать, - раздражается хозяйка, - а хуля купить.
Да где же я хулила? - смеется тетка Алевтина.
Хозяйка подозревает у нее большие богатства там, в Москве (дети говорили), и тоже начинает хвастать собою, причем тут же похвальба неудержимо перетекает в горькие жалобы - какие две трехкомнатные квартиры она уступила дочерям, когда собственный дом в городе у нее ломали, а сама сидит зимой в однушке, и что у старшей муж капитан милиции, а у другой вообще пожарник на заводе, сутки спит на работе, двое спит дома.
И покрыть крышу не допросишься, смотрит сериалы не оторвешь его. Буду нанимать. А детей на лето ко мне! Три раза в день баба кушать! Всё я, всё я (и т. д.).
Обычные разговоры хозяек, героинь труда и ненаписанных комедий. Самовосхваление в форме справедливого гнева.
Тем временем постоялец, тень в пыльном камуфляжном обмундировании с горбом за спиной, бесшумно открыл калитку (Тишка затявкал), пробрался по дорожке к дому, да и шмыг на свою верандочку и там закопошился. Вышел с ведрами, что-то буркнул издали и двинул по воду. Вернулся, помылся под рукомойником до пояса.
Такая вот мирная картина.
Две Пенелопы дуют чай и смотрят на вернувшегося из странствий человека, который сам себе льет на спину.
«Ее талант поразительно человечен, - так отозвался о творчестве Петрушевской режиссёр О.Ефремов.- Она видит и пишет современного человека на самой глубине. В ней живёт ощущение истории, и в её пьесах есть дух катарсиса…» Нельзя не согласиться с О. Ефремовым, творчество Л. Петрушевской очень самобытно и обладает рядом специфических особенностей. «Подсматривание в замочную скважину», «магнитофонная драматургия»- так определили особенности творчества Петрушевской критики.
Рассмотрим особенности её творчества на примере пьесы « Любовь». Называя пьесу таким образом, автор уже вступает в игру с читателем (зрителем), в игру с его воображением и его ожиданиями. Содержание пьесы идёт в резонанс с привычными представлениями и ассоциациями с понятием «любовь». Пьеса была написана в 1974 году, когда из драматургии исчез прежний «флёр», возвышенные чувства, страсть и сцены счастливой, несчастной и противоречивой любви. Петрушевская берёт другой ракурс и освещает любовь с другой, бытовой стороны. Тема любви, заявленная в названии, по-новому играет на страницах пьесы. Автор задаётся вопросом, что такое любовь и показывает всю психологию чувства с неожиданной стороны. Проведём теперь психологический анализ пьесы. В этой пьесе мы сталкиваемся сразу с двумя формами психологического изображения: прямым (изображение характера изнутри с помощью речи героя) и косвенным (психологический анализ «извне», то есть внутренний мир показан не непосредственно, а через внешние симптомы). В соответствии с формами психологического изображения, мы можем разделить все психологические приёмы, применяемые драматургом на прямые и косвенные. Обратимся сначала к косвенным приёмам. Рассмотрим сперва приёмы организации повествования. Само повествование ведётся прежде всего от первого лица, что «создаёт большую иллюзию правдоподобия психологической картины, поскольку о себе человек рассказывает сам».Но при этом, в ремарках, есть элементы повествования от третьего лица, что позволяет автору вводить читателя во внутренний мир персонажа и показывать его подробно и глубоко. Тем самым, смена повествования с первого лица на третье позволяет взглянуть на персонажа с разных сторон. Начиная с формы одноактной пьесы, автор сужает пространство действия и сосредотачивает наше внимание всего на трёх героях: Свете, Толе и маме Светы - Евгении Ивановне. Малое количество персонажей также усиливает психологизм пьесы, приближает к нам героев, делает более понятным их внутренний мир. Психология персонажей, их переживания и чувства доминируют над действием, становятся важнее. Действие служит лишь раскрытию внутреннего мира героев. Поэтому очень важно понимать всю полноту такого понятия как персонаж. « Персонаж – фокус разнообразных процессов, он- характер, то есть взаимодействие психологических элементов, и он же носитель общей жизни, и его же поведение распадается на множество ситуаций, из которых каждая представляет собой своего рода структурное единство». Рассмотрим только главных персонажей. Толя учился в Нахимовском училище в Ленинграде, потом в университете в Москве, работал на буровых в степях Казахстана, в Свердловске. Вместе с тем училище, университет, буровые – это знаки принципиально безличного, общественного бытия человека, в сущности, бездомного, тем более что дом матери в некоем «бывшем родном городке» он продал. Кроме того, детские и юношеские годы Толи протекали в изолированном пространстве: в Нахимовском училище, на подводной лодке, на буровой, «а там из женщин всего одна была повариха, да и то у нее был муж и хахаль, а ей было пятьдесят три годочка!». Результатом становятся эмоциональная ущербность и некоммуникабельность молодого человека. Света является, напротив, олицетворением домашнего укорененного в своем родном мире бытия: у нее есть свой город, свой дом, своя кровать. Она живет в Москве – центре, сердце России. Ее имя, ее белый свадебный наряд явно призваны обозначить в героине светлое, спокойное семейственное начало. Но, несмотря на разность жизненных положений и характеров, оба героя одинаковы в главном: вопреки названию пьесы оба никем не любимы и не любят друг друга, но оба тяготятся своим одиночеством и хотят счастья, понимаемого каждым по-своему: Света не мыслит счастья без любви, Толе достаточно дома и семьи. Перейдём к сюжетно-композиционному уровню. Света и Толя – только что расписавшиеся в загсе молодые люди, но мы не видим ни свадьбы, ни особой радости героев, ни, как ни странно, их любви. Весь разговор и воспоминания о свадьбе сводятся к ресторану, в котором Толю, по его словам, «отравили», а Свете понравилось. Как выясняется из диалога, Толя женился без большого чувства. Света была ему симпатична, он относился к ней без враждебности, а женился просто потому, что очень устал от жизни, устал быть одиноким. Все его планы не осуществлялись, женщины, в которых он был влюблён, отвечали ему отказом. Света решилась выйти за него замуж в надежде, что её доброта и теплота сумеют пробудить ответное чувство. Но Света не позволяет молодому мужу обнять или поцеловать её, так как он открыто признаётся, что не любит жену. В этой сцене очень интересно проявляется изменение фиксированной установки. « Установка, формулирует Д. Узнадзе, «заключается в своеобразном налаживании, настройке субъекта, его готовности к тому, чтобы в нём проявились именно те психические или моторные акты, которые обеспечат адекватное ситуации созерцательное или действенное отражение». Так Толя после свадьбы, настраивается на близость со своей женой, пытается прикоснуться к ней. Но её отказ и недовольство вынуждают его оставить такие мысли. « Изменение условий может, конечно, привести к изменениям фиксированной установки». Петрушевская даёт понять, что любовь настоящая – дар. Есть люди с даром любви, а есть бездарные, хотя способность к любви можно развивать. Эти сложные, непростые, не устоявшиеся, колеблющиеся отношения ослабляет появление матери, которая вносит свою долю диссонанса. Выясняется, что это существо довольно грубое, примитивное, она не способна и не пытается вникнуть в тонкости семейных отношений. Она обещала дочери, что на время брачной ночи уедет на дачу, но нарушает своё обещание. « Всё ведь у нас не как у людей, всё неожиданно навалилось: тут туфли, и платье и ночевка. С бухты-барахты ночевать собралась у людей. Кто мне они?»Для неё эта свадьба -одни неудобства, ей непривычна мысль, что в их квартире, в их жизни появится еще какой-то человек. Автор иронизирует по поводу странного отношения Евгении Ивановны к свадьбе, к первой брачной ночи. « У меня есть своя кровать, я почти никому на ней не помешаю, уши заложу. Я здесь живу и никуда не денусь, хоть лопните. А я вам не помеха, делайте, что надо». Мать не щадит и собственную дочь, подчёркивая её внешнюю непривлекательность. «Да я уже ухожу». – «Ах, ты уходишь? Теперь я вижу, что это фиктивный брак ради московской прописки». Толя говорит, что брак не фиктивный, и Света ставит вопрос о том, чтобы вообще уйти от матери, но Евгения Ивановна на основании отчасти горького жизненного опыта видит прохвоста и негодяя в человеке, обделённом личным счастьем, который только начал налаживать отношения со своей официальной женой. Мать умудряется настроить против себя, по сути, оскорбляя, и Светлану, и Анатолия, и это их объединяет. Да, поведение матери Светы является стимулом данного поступка, но есть ли какая-то иная мотивировка поступков персонажей? Вот, что пишет Л.Я. Гинзбург: « Любое произведение литературы любого времени и направления изображает или предполагает какие-то мотивировки действий своих персонажей, - это неизбежно». Скорее всего, это подсознательное решение, и мотивированно оно надеждой на любовь и счастье, на изменение своей «застоявшейся», статичной жизни. Они решают уйти оба, что и делают. У зрителя остаётся впечатление, что у них, после того как они подверглись такому испытанию, совместная жизнь сложится.
Возьмём теперь такой приём, как интерьер и временное ограничение действия. Так как перед нами одноактная пьеса, то хронотоп пьесы очень тесно связан с формой пьесы. Л. Петрушевская для увеличения психологизма пьесы и сосредоточения на героях пьесы, сознательно максимально сужает пространство. Перед нами пьеса с одним действием, которое происходит в одной комнате, «тесно обставленной мебелью, где повернуться буквально негде». Действие происходит один день, а точнее несколько часов. Таким образом, хронотоп пьесы усиливает концентрацию на персонажах. При этом предельно тесное пространство очень сильно давит психологически. Разберём теперь такой косвенный приём психологизма как детали. В пьесе особую роль играют ремарки. Их не так много, но они очень четкие и ярко подчеркивают психологизм взаимоотношений героев, благодаря деталям. Мало того, что автор выбирает форму одноактной пьесы, так она еще более сужает пространство, говоря в ремарке о том, что действие происходит в «комнате тесно обставленной мебелью, где повернуться буквально негде». Немаловажно то, что пьеса, в которой идут одни разговоры, и почти нет действия, начинается с обилия действий главной героини. «Снимает туфли…стоит в чулках…садится на стул…надевает тапочки». При этом диссонансе создаётся напряжение, действия не происходят быстро друг за другом, а растягиваются. Комично описываются «приставания» Толи к своей жене: «подходит к Свете и неожиданно для себя самого кладёт ей руку на грудь…Света отшатываясь: «Уйди-ка!» Эта ремарка подчеркивает отсутствие близости между персонажами.
В пьесе есть две символические детали, которые несут определённую смысловую и психологическую функцию. В тишине звучит фраза « у тебя ведь нога стёртая», про которую автор говорит «фраза производит действие, которое вполне можно назвать звуком лопнувшей струны». Только, если у Чехова «звук лопнувшей струны» в пьесе «Вишнёвый сад» символизирует тревожное и горестное предчувствие скорого разрушения и конца привычного мира, то у Петрушевской - это сигнализирует скорее об обратном, о построении связи, близости между персонажами, о начале их любви. Также не раз появляется круглый стол, вокруг которого происходит действие. Это своеобразный бег по кругу. «Света идёт от него вокруг стола». Это бег по кругу не только в прямом смысле слова, но и в образном. Света и Толя, как и многие любящие люди, «идут по кругу» в выяснении их отношений, возвращаются и возвращаются к истокам их чувства, прокручивают несколько раз одни и те же моменты, пытаясь понять друг друга и разобраться в своих отношениях.
Петрушевская дважды в пьесе использует приём умолчания. В первый раз в начале, психологизм пьесы подчеркивается долгим молчанием героев «они некоторое время молчат». Автор не лаёт никакой информации о переживаниях и чувствах героев. Петрушевская могла бы расшифровать молчание героев, но она этого не делает. Психологическое содержание этих минут читатель додумывает самостоятельно. И, видя молчаливых Свету и Толю в свадебных костюмах, мы можем догадаться, что что-то тут не так. А второй раз мы видим это приём в конце, когда Света и Толя уходят, а Евгения Ивановна говорит: «Начинается житьё!» Видя такой открытый финал, мы опять можем только догадываться о том, каким будет жильё молодых людей, и смогут ли они в дальнейшем жить вместе и преодолевать совместно жизненные трудности.
Теперь разберём прямые приёмы психологизма. Здесь соответственно остановимся на репликах персонажей. После «немой сцены» в начале, первым заговаривает Толя: «А где мама твоя?» Перед нами, как ни странно, сухой, повседневный разговор, глупые, бессмысленные вопросы. Автор нас этим очень шокирует, так как нам известен тот факт, что эта пара только что расписалась, и мы ожидаем от них другого поведения. Мы ясно себе представляем этот нелепый разговор:«- Насколько я представляю, туда -часа полтора в одну сторону? – Меньше. Час пятнадцать с метро». Здесь видна явная ирония «важного» уточнения Светы. « -Устанет. Обратно ехать ей будет поздно. – Она не любит нигде ночевать». Свекровь уехала специально, чтобы оставить молодых вдвоём для брачной ночи. « Мама ведь уехала специально, ради чего страдала, к чужим людям ночевать собиралась». Толя пытается сначала сделать намёк, что они женаты, остались вдвоем, и могут провести «брачный день». Но Света прерывает эти куцые, неловкие приставания, срывает возможность проведения брачной ночи днём. « Ты есть будешь?» «Я с мамой лягу, а ты постелешь себе», -говорит Света. Во всех их фразах чувствуется отсутствие близости. В том числе и в смешном и одновременно грустном эпизоде с простынями. Толя готовил себе «приданное», «…я стирал и гладил всё свободное время, покупал, стирал и гладил…» Вместо того, чтобы задуматься о чем-то более серьёзном, предоставить заботу о себе своей жене, он носится по городу, скупает простыни и брезгует чужими. Для него простыни - достойная тема для разговора. « - Ты это всё рассказывал. – Про простыни впервые». Диалог о простынях плавно перетекает в разговор о семейной жизни, о доверии и совместном быте. «- На купленных сразу ведь спать не будешь- через сколько рук прошли…-Молодец, гигиену соблюдаешь. -Я аккуратный парень, брезгливый. –Брезгуешь нашими полотенцами? …-Мы тоже так будем делать, тебе буду дарить. В нашей семье. – Где это ты видишь – в нашей семье? Может ничего еще не выйдет. – Поглядим-увидим». В этих разговорах не чувствуется ни малейшего чувства, привязанности между двумя женатыми людьми. Будто какая-то неведомая сила заставила их пожениться. « Толя подходит к Свете и неожиданно для самого себя кладёт ей руку на грудь. Света отшатываясь: - Уйди-ка!- Ну что ты? Чего боишься?- Ты где, в порту находишься? - Ну зачем ты? Ты моя жена? – Физически нет, и не думай. А будешь приставать, так поедешь к себе. – Пристаёт! Как это получается, что муж к жене пристаёт? Муж жену уважает и всё. – Оставим разговор». В этом отрывке Петрушевская доводит изображение «любовных «отношений до абсурда. Действительно, очень удивительно, когда муж к жене пристаёт. «- Но она еще не скоро. Чего ты боишься? – Откуда ты взял, что я боюсь? Я не боюсь... Что ты тогда обо мне знаешь? – Я к тебе присмотрелся еще за пять лет учебы…Мне нечего тебя спрашивать, я тебя узнал за пять лет учебы. – А я вот о тебе ничего вообще не знаю…Ты ко мне ни разу не подошел за те самые пять лет. – Это, значит, я наблюдал, сравнивал.- Потом вообще уехал в Свердловск. Нужна я тебе была, если ты уехал? Уж, если кто любит кого, зачем ума искать и ездить так далеко? – Я все эти годы подбирал, и отпадала одна за другой кандидатуры.»Мы видим, что их знания друг о друге поверхностные, что еще больше увеличивает пропасть между ними. Из-за этого нет и понимания. У Светы в голове есть идеал любви, она пытается подогнать Толю под этот идеал, но у неё ничего не получается, так как всё его поведение не подходит под описание любви. Толя же находит единственный способ объяснить своё поведение: « Я не могу любить. Что с меня возьмёшь. Я не умею. Я моральный урод в этом смысле. Я не умею. Я тебе сказал. Я честно тебе всё сказал: не люблю никого, но я хочу жениться на тебе». Это своего рода исповедь Толи. Л.Я. Гинзбург писала: «В прямой речи действующих лиц таятся особые возможности непосредственного и как бы особенно достоверного свидетельства их психологического состояния».И действительно, по ремарке Толи мы можем сказать, что он растерян, что его задели за живое: он повторяет одни и те же слова и речь его обрывиста. «- Ты же меня не любишь, ну скажи. – Я честно говорю, не скрываю: из всех одна ты мне подходила. Но что я мог тогда, когда было распределение? Я тебя наметил еще в университете». И тут начинается вторая исповедь героя, которая на самом деле будто противоречит его первому монологу о том, что он не способен любить. « Слушай, как было дело: я поступил в университет двадцати пяти лет, я был уже немолодой для себя и собирался жениться, но присматривался, поскольку был немолодой. Одна за другой кандидатуры отпали, и уже к диплому осталась одна лишь ты. Я уже знал, что любить ни кого не способен, и мало того - через сколько-то времени наблюдения за кем-нибудь возникало острое чувство неприязни. Только по отношению к тебе этого не было… Сначала просто у меня к тебе ничего не было, ровная, спокойная полоса, а потом, перебирая в уме, я туманно стал догадываться, что это спокойная ровная полоса отношения, что-то значит. То есть, что это «ничего» и есть самое ценное, и оно больше мне нужно, чем что-нибудь, чем любые другие отношения». Герой открывает душу и пытается сформулировать свои чувства. Свою особую любовь, быть может, совсем не похожую на сотни других, но по-своему ценную и вызывающую в нем особые ощущения. Ни Толя, ни Света не понимают, что на самом деле любят друг друга. «- На самом деле ты в университете любил Кузнецову, а она вышла за Кольку Лобачева. Кузнецова мне говорила, что ты ей делал предложение, вот как Толя. – Что я ей сказал так это вот что: Выходи замуж, и всё. – Это оно и есть. – Это совет. – Ты мне тоже так сказал. – Не совсем, это разница, это дело интонации и обстановки. Я тебе сказал: «Выходи замуж», ты сказала: «За тебя». Я сказал: «Да». А Кузнецовой я совет дал: «Выходи замуж». Она сказала: « Да кто меня возьмёт», а я промолчал. Это формула - она двойная, из двух моих фраз. «Выходи замуж» «Да» в случае моего предложения. А в случае простого совета, я вторую фразу не говорю, я многим так советовал выходить замуж». Несмотря на то, что между ними вроде как нет близости, Света ревнует Толю к его бывшим пассиям, а Толя в свою очередь придумывает забавную историю о том, как он советовал всем выходить замуж. Потому что для Толи важно, что чувствует света. «- Мне просто хочется Тебе сказать, вот что: ты всех любил, кроме одной. – Кто это? – Да так. – Я повторяю, что вообще не любил ни одной.- Но тебе нравились кандидатуры? - С этим я спорить не буду. – Ну так не всё ли равно, как назвать нравились или любил. – Любить и нравиться - разные понятия просто разные». Света пытается вывести его на признание разобраться в его чувствах по отношению к ней. «Но тебе нравились твои кандидатуры, но меня ты выделял одну из всех, тебе все нравились, ты всех, скажем, любил, а меня из всех ты выделял. Я была как бы обратный пример. Ты потому и думал обо мне как о последнем варианте, который остаётся, когда все другие отпадают». Света пытается анализировать поступки Толи, но делает совершенно удивительные выводы. Вместо того, что бы сделать вывод о том, что она единственная и неповторимая, он чисто по-женски, начинает утрировать ситуацию и контрастно приводит разговор к тому, что он никогда её не любил. Она пытается убедить его, что она самый последний человек, самый неудачный вариант, который только возможен». И интересна реакция Толи, потому что он не пытается её ничего доказать, а просто говорит ей два слово: «Иди сюда». Тем самым он пытается преодолеть то расстояние, которое лежит между ними. «А что такое любить? Что хорошего? что это даёт. Вон, твоя же Кузнецова любила Колю страстной ответной любовью и вышла за него, а теперь они друг другу так показывают (крутит пальцем у виска), а ребёнок сидит на горшке посреди комнаты и орёт. Толя хочет сказать, что сам слова без действий ничего не значат. Страсть и увлечённость - это не основа счастья, должно быть что-то ещё какая-то другая основа другая любовь. «- Главное, что мы без помех поженились и не передумали. Встретились бы до свадьбы пошли бы разговоры, кривотолки, что да как да кто любил. Сегодня то Ты собрался здесь ночевать, значит, сегодня тебе будет удобно?» Света акцентирует внимание на деталях на то, что он два дня перед свадьбой с ней не виделся, ночевал у Кузнецовой, что ему неудобно было у неё ночевать». «Сегодня по закону. – По закону не стыдно, по бумажке, а только ведь бумажка появилась, а всё остальное то же самое». Света пытается донести до него, что у них нет любви, и что одна бумажка не может сделать их близкими. Дальше они решают развестись «- аннулировать как будем - не знаю всё равно, ты подай заявление я подам своё, чего мы вместе пойдём «дружной семьей»». Толя не успевает уйти и тут входит Евгения Ивановна. Света с одной стороны хочет, чтобы он ушел, а с другой стороны, чтобы остался. Евгения Ивановна ещё больше подливает масла в огонь « никто хуже моей светы не нашёлся на него позариться. – зачем так говорить - нужен ты нам, мы вдвоём прекрасно проживём хоть обе старые, обе больные но проживем. Я без мужика в холодной постели 30 лет сплю,и она поспит. Лучше чем с тобой». Евгения Ивановна решает за Свету, хочет такой же участи для неё. Света не хочет прожить такую же жизнь она хочет попробовать что-то изменить. Раньше Света говорила, что она такая же, как и её мама и всегда её слушала. А теперь её не устраивает, что её мать вечно вмешивается в её жизнь. И таким образом Света и Толя совершают очень решительный шаг в «новую жизнь». Света и Толя уходят, Толя, заботливо видя, как она надевает туфли и морщится, говорит: «- Надень другие, эти режут. Неизвестно сколько ходить придётся. – Погоди мне надо что-нибудь собрать.- Всё есть. Что надо утром купим. – Деньги тратить теперь нельзя так.- Плащ возьми, дождь будет».
Итак, мы видим, что благодаря прямым и косвенным приёмам, Л.Петрушевская выводит психологизм в пьесе на первый план и раскрывает внутренний мир персонажей различными средствами.
Петрушевская Людмила
Людмила Петрушевская
Пьеса в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ЕВГЕНИЯ ИВАНОВНА - мать Светы.
Комната, тесно обставленная мебелью; во всяком случае, повернуться буквально негде, и все действие идет вокруг большого стола.
Входят Света и Толя. Света в простом белом платье, с небольшим букетом цветов. Толя в черном костюме. Некоторое время они молчат. Света снимает туфли и стоит в чулках, потом она садится на стул. Когда-то она надевает домашние тапочки (на усмотрение режиссера), во всяком случае, это имеет значение процесс надевания Светой домашних тапочек.
Толя. А где мама твоя?
Света. Она пошла в гости.
Толя. Ну что же...
Света. Поехала, вернее. К родным, в Подольск.
Толя. Давно?
Света. Сразу... после нашей записи.
Толя. Насколько я представляю, туда - часа полтора в одну сторону.
Света. Меньше. Час пятнадцать с метро.
Толя. Устанет. Обратно ехать ей будет поздно. Все-таки Подольск, шпана.
Света. Она не любит нигде ночевать.
Толя. Ну что же...
Пауза, во время которой Толя немного ближе подходит к Свете.
Света. Ты... есть будешь?
Толя. Меня хорошо отравили в этом ресторане.
Света. Мне понравилось.
Толя. Меня отравили.
Света. Нет, мне понравилось
Толя. С непривычки.
Света. Нет, мне просто понравилось, как там кормят.
Толя. Цыпленок табака?
Света. Почему цыпленок? Я ела бефстроганов.
Толя. Ты завтра на себе почувствуешь, что значит бефстроганов. Они на каком масле это готовят, знаешь?
Толя подходит к Свете, и вот тут она может отойти на другую сторону стола искать домашние тапочки под скатертью.
Света. Мне понравилось.
Толя. Цыпленок табака был хорош только для зубного врача.
Света. Я ела бефстроганов.
Толя. А цыпленок годился лишь только для зубного врача.
Света. В смысле?
Толя. После него срочно надо чинить зубы.
Света. У тебя плохие разве зубы?
Толя. У меня отличные, ни разу не болели.
Света. Тогда что тебя волнует?
Толя. То, что, кроме костей, нечего было есть.
Света. Поменял бы, попросил официантку.
Толя. Не люблю подымать хай в ресторанах.
Света. Ты все равно поругался ведь с официанткой вначале.
Толя. Но это не от большой любви. Посадила за стол с крошками, объедками.
Света. Кто сажал? Ты сам скорей сел.
Толя. Кругом столько пустых столов, а они говорят - подождите.
Света. Подождали бы.
Толя. У тебя ведь нога стертая.
Фраза производит какое-то действие, которое вполне можно назвать как бы звуком лопнувшей струны.
Света. Я из-за этих туфель прокляла все на свете. Бегала, бегала за ними почти весь этот месяц, в результате взяла на полномера меньше и только позавчера.
Толя. Это когда я тебе звонил?
Света. В этот день.
Толя. Трудно было достать?
Света. Да белых нигде не было. Лето.
Толя. Заранее надо было.
Света. Да так как-то.
Толя. В конце концов, написала бы мне. Адрес я тебе свой оставлял.
Света. Я тебе тоже адрес оставляла.
Толя. Я все бегал, с продажей дома.
Света. Я работала.
Толя. Там у нас, в моем бывшем городе, можно неожиданно что-то достать. На толкучке по субботам с рук продают.
Света. Я не люблю с рук, от покойника может быть.
Толя все еще стоит.
Толя. Вообще-то надо умываться после этого посещения ресторана. Где-то тут был мой чемодан, там полотенце.
Света. Да возьми там в ванной наши, красные висят.
Толя. Во-первых, если уж на то пошло, негигиенично общее полотенце.
Света. Я тебе другое наше дам, тоже красное.
Толя. Как различать будем?
Света. Я тебе зайчика вышью.
Толя. Зачем? На самом деле у меня тут целое приданое. Простыни есть, пододеяльники даже.
Света. На своих собираешься спать?
Толя. Жизнь подскажет.
Света. Я с мамой лягу, а ты постелишь себе. Тогда твое приданое не пропадет.
Толя. Не пропадет мой скорбный труд. Я стирал и гладил все свободное время. Покупал, стирал и гладил.
Света. Сам?
Толя. Я один, как ты знаешь. В моем родном городке тоже был один, хотя мама в свое время не согласилась меня женить на одной местной девочке. Сказала, что у нее родители до третьего колена ей известны и все воры. Так что я все стираю себе и глажу до сего времени сам.
Света. Вас там в нахимовском приучили вальс танцевать и стирать.
Толя. Ты со мной зря не пошла на вальс.
Света. У меня нога стертая, ты бы мог пригласить Кузнецову.
Толя. У нее свой муж для этого есть - и сидел.
Света. Он бы не обиделся, если бы ты Кузнецову пригласил.
Толя. Да, он бы не обиделся.
Света. Главное, два дела тебя приучили в нахимовском: танцевать и простыни стирать. Одно другое дополняет, идеал настоящего мужчины.
Толя. Почему же? Мы в нахимовском были на всем готовом, простыни стирать не приходилось. Это вообще дело не такое. Не умею. Даже когда я на буровой работа в степях Казахстана, и то у нас повариха стирала. И в Свердловске я ведь на квартире у хозяйки жил, по договоренности, опять-таки с ее простынями.
Света. Ты это все рассказывал.
Толя. Я про простыни впервые. Первый раз в жизни простыни стирал, когда к тебе собирался. Купил, выстирал в порошке и прогладил. На купленных сразу ведь спать не будешь - через сколько рук прошли: швеи-мотористки, не говоря уж о ткачах, потом ОТК, потом складе, дальше продавцы, покупатели.
Света. Молодец. Гигиену соблюдаешь.
Толя. Да, я аккуратный парень, брезгливый.
Света. Брезгуешь нашими-то полотенцами?
Толя. Я? Нет. Зачем.
Света. А почему свои привез?
Толя. Ну так как же... Ведь я знаю. У вас на самой то деле не густо.
Света. Не густо, но я всегда к Новому году сама себе подарок делаю: две новые смены покупаю, и спим чистом.
Толя. Первое дело. Мы тоже так будем делать, тебе буду дарить. В нашей семье.
Света. Где это ты видишь - в нашей семье? Может ничего еще не будет.
Толя. Поглядим - увидим. (Подходит к Свете и неожиданно для самого себя кладет ей руку на грудь
Света (отшатываясь). Уйди-ка.
Толя. Ну что ты? Что ты? Чего боишься? Ничего будет.
Света. Ты где, в порту находишься? Матрос них странствий. (Ее разбирает смех.)
Толя. Ну зачем ты? Ты моя жена.
Света. Фактически нет, и не думай.
Толя. Это дело пустяка.
Света. А будешь приставать, так поедешь к себе
Толя. Куда? Куда я поеду?
Света. А куда знаешь. (Все еще посмеивается) К своей маме.
Толя. Она ведь у моей сестры живет. Там некуда.
Света. Тогда к себе в Свердловск. К хозяйке.
Толя. Я оттуда уже выписался. Все! Отовсюду выписался, дом материн в родном городке продал. Я нигде! Вот стою тут, у твоего стола, пока у твоей матери.
Света (посмеиваясь). Стоишь - так садись.
Толя. Не надо. Обождем, постоим.
Пауза. Толя все воспринимает всерьез.
Света (посмеиваясь). Пристает!
Толя. Как это получается, что муж к жене пристает? Этого не может быть на самом-то деле. Муж жену уважает, и все.
Света. Оставим разговор.
Толя. Мама ведь уехала специально, ради чего страдала, к чужим людям ночевать собиралась?
Света. Я еще раз тебе повторяю, что она ночевать не любит. Она ничего про ночевку там не говорила - значит, не будет. Она что говорит, то и делает, и я такая.
Толя. Это хорошо. (Задумывается.)
Света. Я говорю только то, что думаю, я ни от кого не завишу. Зачем мне придумывать что-то, врать, потом опять придумывать дальше. Говорю, что думаю.
Толя. Но она еще не скоро, чего ты боишься?
Света. Мы сколько в ресторане просидели, во-первых. Во-вторых, откуда ты взял, что я боюсь? Я не боюсь. Я вообще не имею привычки говорить неправду. Что ты тогда обо мне знаешь?
Толя. Я к тебе присмотрелся за пять лет учебы.
Света. Присмотрелся, но не знаешь.
Толя. Я все знаю, но не хочу знать. Около тебя вертелись двое, но не решились.
Света. Не будем меня обсуждать, договорились? Если ты меня спросишь, я скажу честно.
Толя. Мне нечего тебя спрашивать, я тебя узнал за пять лет учебы в университете.
Света. А я вот тебя вообще не знаю. Ты учился в Другой группе, мы закончили, ты ко мне ни разу даже не подошел за те самые пять лет. Ни на вечерах, нигде.
Толя. Это значит, я наблюдал и сравнивал.
Света. Потом вообще взял распределение в Свердловск, уехал. Нужна я тебе была, если ты уехал? Так не бывает. Уж если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко, - так Грибоедов писал. Помнишь, Мамонов читал нам на тему этих слов целую лекцию о различии женского и мужского?
Толя. Я все эти годы подбирал, и отпадали одна за другой все кандидатуры.
Света. Что есть назначение женщин в этом мире и что удел мужского начала.
Толя. Я и уехал в Свердловск, ничего не решив.
Света. Все отпали?
Толя. Я уехал в Свердловск, ничего не решив.
Света. Полюбил бы хоть раз одну, не отпала бы.
