Стихотворение вошло в цикл "Москва кабацкая".
Лирический герой переживает глубокий душевный кризис. Позади остаётся омут "пьяных ночей". Всё яснее и больнее ощущается пропасть между картинами "рязанского неба", с которых начинался жизненный путь и картинами "тёмной силы", увлекающей в притон. Мучительная тоска сквозит в каждом воспоминании. Последняя строфа стихотворения увеличена на одну строку. И тем ярче, пронзительнее звучит последний призыв к дням своей юности, в "весенние дали", призыв к птицам с верой в окончание чёрных дней разгульной жизни.
Искренняя простота и душевность стихотворения погружают читателя в настроение печали и тревоги по собственным ушедшим дням. Многие авторы и исполнители выбирали это стихотворение в качестве основы для новой песни о пролетевшей юности, растраченной в огне страсти и кабацкого веселья. "Я усталым таким ещё не был..." - песня "блудного сына", стремящегося сквозь пелену прожитой жизни разглядеть вдали нетронутые цветы первых беззаботных дней.
Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
№4
И моя непутевая жизнь.
Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
№8
Приучила меня к вину.
Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
№12
Словно синие листья червь?
Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед, -
Тех волос золотое сено
№16
Превращается в серый цвет.
Превращается в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы, -
№20
Ничего не хочу вернуть.
Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
№24
Тихий свет и покой мертвеца...
И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку,
№28
Мы природу берем в бетон.
И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
№32
К тем полям, что когда-то любил.
В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве, -
Шлю привет воробьям, и воронам,
№36
И рыдающей в ночь сове.
Я кричу им в весенние дали:
«Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил, -
№40
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь».
Ya ustalym takim yeshche ne byl.
V etu seruyu moroz i sliz
Mne prisnilos ryazanskoye nebo
I moya neputevaya zhizn.
Mnogo zhenshchin menya lyubilo,
Da i sam ya lyubil ne odnu,
Ne ot etogo l temnaya sila
Priuchila menya k vinu.
Beskonechnye pyanye nochi
I v razgule toska ne vperv!
Ne s togo li glaza mne tochit,
Slovno siniye listya cherv?
Ne bolna mne nichya izmena,
I ne raduyet legkost pobed, -
Tekh volos zolotoye seno
Prevrashchayetsya v sery tsvet.
Prevrashchayetsya v pepel i vody,
Kogda tsedit osennyaya mut.
Mne ne zhal vas, proshedshiye gody, -
Nichego ne khochu vernut.
Ya ustal sebya muchit bestselno,
I s ulybkoyu strannoy litsa
Polyubil ya nosit v legkom tele
Tikhy svet i pokoy mertvetsa...
I teper dazhe stalo ne tyazhko
Kovylyat iz pritona v priton,
Kak v smiritelnuyu rubashku,
My prirodu berem v beton.
I vo mne, vot po tem zhe zakonam,
Umiryayetsya besheny pyl.
No i vse zh otnoshus ya s poklonom
K tem polyam, chto kogda-to lyubil.
V te kraya, gde ya ros pod klenom,
Gde rezvilsya na zheltoy trave, -
Shlyu privet vorobyam, i voronam,
I rydayushchey v noch sove.
Ya krichu im v vesenniye dali:
«Ptitsy milye, v sinyuyu drozh
Peredayte, chto ya otskandalil, -
Pust khot veter teper nachinayet
Pod mikitki dubasit rozh».
Z ecnfksv nfrbv tot yt ,sk/
D "ne cthe/ vjhjpm b ckbpm
Vyt ghbcybkjcm hzpfycrjt yt,j
B vjz ytgentdfz ;bpym/
Vyjuj ;tyoby vtyz k/,bkj,
Lf b cfv z k/,bk yt jlye,
Yt jn "njuj km ntvyfz cbkf
Ghbexbkf vtyz r dbye/
Tcrjytxyst gmzyst yjxb
B d hfpuekt njcrf yt dgthdm!
Yt c njuj kb ukfpf vyt njxbn,
Ckjdyj cbybt kbcnmz xthdm?
Yt ,jkmyf vyt ybxmz bpvtyf,
B yt hfletn kturjcnm gj,tl, -
Nt[ djkjc pjkjnjt ctyj
Ghtdhfoftncz d cthsq wdtn/
Ghtdhfoftncz d gtgtk b djls,
Rjulf wtlbn jctyyzz venm/
Vyt yt ;fkm dfc, ghjitlibt ujls, -
Ybxtuj yt }
