Миф о пещере Платона - это знаменитая аллегория, которую древнегреческий философ использовал в своем знаменитом труде "Государство". Таким образом, он стремился пояснить свое учение об идеях. Этот миф в философии считается одним из ключевых понятий платонизма, а также в целом объективного идеализма. Миф изложен в формате диалога, который другой древнегреческий философ Сократ ведет с братом Платона Главконом.
Суть платонизма
Сутью и ключом к пониманию платонизма многие называют миф о пещере Платона. Согласно учению древнегреческого философа, пещера является символом чувственного мира, в котором обитают все люди, живущие на Земле.
Все эти люди, словно узники в настоящей пещере, считают, что познают истинную реальность. Такое обманчивое ощущение у них создается благодаря органам чувств. Но на самом деле такая жизнь - сплошная иллюзия.
О том, что творится в настоящем мире, они могут судить лишь по ускользающим теням, которые время от времени они видят на стенах пещеры. В отличие от большинства людей философ имеет возможность получить более полное представление о мире идей. Так как он регулярно ставит вопросы и находит на них ответы. Но у него есть одна проблема. Он не может это сделать достоянием всего общества. Дело в том, что толпа, в широком смысле этого понятия, не в состоянии оторваться от иллюзорности повседневного восприятия действительности.
Древнегреческий философ Платон
Автор мифа о пещере Платон был учеником Сократа и наставником Аристотеля. Он жил в Древней Греции в V-IV веках до нашей эры. Он был первым, чьи философские труды дожили до наших дней в полном объеме, а не в виде обрывочных отрывков.
Он появился на свет в богатой и знатной семье. Его первым наставником стал последователь Гераклита Кратил. Судьбоносным для Платона стало знакомство с Сократом примерно в 408 году до нашей эры, последователем которого он и решил стать.
Примечательно, что главный учитель в жизни остается неизменным персонажем практически всех произведений Платона, написанных в формате диалога. После смерти учителя Платон уехал в Мегару (в настоящее время это городок, расположенный неподалеку от Афин). Затем путешествует по свету и только в 387 г. до н. э. снова возвращается в Афины.
Там он основывает собственную школу, которую называет академией. По рассказам его современников, он умер в день своего рождения.
Платон знаменит не только написанием трактата об идеальном государстве, но и выдвижением аргументов в пользу бессмертия души.
По мнению философа, одним из доказательств этого служит цикличность, тот факт, что противоположности предполагают наличие друг друга. Как пример, Платон говорил о том, что большее возможно только при наличии меньшего, проводя аналогию, он утверждал, что, таким образом, смерть подразумевает существование бессмертия в этом мире.
После смерти, по его представлениям, происходит перевоплощение душ, которые, в конечном счете, остаются в нетленном состоянии. Еще один аргумент в пользу существования бессмертия был основан на разнородности самих понятий - душа и тело.
Также Платон сформулировал политико-правовое учение и собственную диалектику, его этические взгляды на окружающую действительность подробно изложены в трактате "Политик".
Трактат "Государство"
Миф о пещере Платона входит в его трактат "Государство". Он написан в формате диалога философа, посвященного тому, как должно выглядеть идеальное государство. По мнению философа, оно должно выражать идеи справедливости.
Платон считал, что в любом государстве должно в обязательном порядке присутствовать разделение труда. Нужны воины, строители, ремесленники, земледельцы.
Платон сравнивал сословия, которые должны присутствовать в государстве, с тремя частями, которые, по его мнению, есть в человеческой душе. Это разум, страсть и вожделенная часть. Так и в идеальном государстве философ видел высшее сословие, которое заботится о правильном образе жизни всех граждан, сословие стражей, которое обеспечивает внешнюю и внутреннюю безопасность, и сословие прочих граждан, которые должны снабжать всем необходимым.
Платоновский миф о пещере - одна из частей этого произведения.
Миф приводится в седьмой главе "Государства". С подробного описания места действия начинает Платон. Миф о пещере, краткое содержание которого приведено в этой статье, начинается в неком подземном жилище. Оно сильно напоминает пещеру. Люди в нем томятся в оковах, которые не позволяют им повернуться к свету и даже посмотреть по сторонам. Они могут смотреть исключительно на то, что находится непосредственно перед ними.
Рядом с ними стена, пишет Платон в "Государстве". Миф о пещере повествует о других людях, находящихся по другую сторону этой стены. Они свободны и несут различные вещи - предметы роскоши и обихода и даже статуи. Люди, которые находятся в пещере в заточении, самих предметов не видят, а наблюдают только за их тенями. Внимательно рассматривают, дают им названия, но их настоящая суть от них ускользает и остается недоступной.
Кульминация мифа
К своей кульминации миф о пещере, краткое содержание которого приведено в этой статье, подходит неторопливо и плавно. Платон ведет неспешный диалог с Главконом и размышляет, каким образом поведет себя узник, если его вдруг освободят.
Оба собеседника убеждены, что с высокой долей вероятности освободившийся узник в состоянии понять и принять саму сущность вещей и реальных предметов, отбросив в сторону их ошибочное восприятие. Но что случится, если узнику снова придется вернуться назад?
Возвращение в пещеру
Платон и его собеседник Главкон продолжают развивать миф о пещере. Смысл его, по их мнению, заключается в том, что сотоварищи не примут этого узника, который, скорее всего, раскроет им глаза на истинную сущность вещей.
Они его наверняка высмеют и объявят безумцем, чем признают его правоту. И так будет происходить до тех пор, пока его глаза снова не привыкнут к мраку, а тени не вернутся на место реальных очертаний предметов.
Главное - все его соратники будут убеждены в том, что его временное освобождение принесло ему только психическое нездоровье и проблемы, поэтому не будут стремиться идти по его стопам.
Суть мифа
Какой же смысл вкладывал в это произведение Платон? Миф о пещере, анализ которого можно найти в этой статье, заключается в том, что осознание истинной сущности вещей не дается просто так. Оно требует немалых усилий и упорства, которые под силу только философам. Поэтому только они могут эффективно управлять идеальным государством. В этом смысл его высказывания.
Платон видел идеальное государство аристократическим. Философы, которые должны им править, занимают этот пост в 35 лет и руководят на протяжении 15 лет.
В платоновском государстве установлен настоящий коммунизм, о строительстве которого так мечтали в Советском Союзе. Все имущество общее, отсутствует понятие частной собственности. Труд распределяется строго по сословиям. Нет даже института брака. Все женщины и дети считаются общими, их воспитывает государство.
При этом древнегреческий философ в своих трудах рьяно критикует демократию, описывая сатирический образ человека, приверженного этой стратегии. Образ собственного идеального государства Платон ставит в противоречие с четырьмя другими политическими устройствами, которые, по его мнению, не выдерживают никакой критики. Это тирания, олигархия, демократия и тимократия (у власти находятся высшие военные чины).
Миф о пещере в художественной литературе
Миф о пещере стал весьма популярным сюжетом для многих произведений мировой литературы. Например, лауреат Нобелевской премии, португалец Жозе Сарамаго положил миф в основу своего романа "Пещера".
Испанец Хосе Карлос Сомоса развивает эту теорию в интеллектуально-философском детективе "Афинские убийства".
Идея Платона встречается и у фантаста Дениса Гербера. Например, в рассказе "Нам всем здесь не место".
Платононовский миф о пещере
Сначала приведем текст самого мифа о пещере, а потом дадим его интерпретацию по книге Дж. Реале и Д. Антисери «Западная философия от истоков до наших дней» (т.1).
Миф о пещере
Государство: Книга седьмая
«После этого, ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... Представь, что люди находятся как бы в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у их прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной, вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
Это я себе представляю, - сказал Главкон.
Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат…
… Прежде всего разве ты думаешь, что находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?...
Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?…
Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов…
… Когда же с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше…
Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем на отражения в воде людей и различных предметов, и уж потом - на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет…
… Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет он своих друзей?...
А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличился наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, а что после, а что одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен?…
Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от Солнца?…
А если ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут - а на это потребовалось бы немалое время, - разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?...
… Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, - это подъем души в область умопостигаемого... Итак вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага - это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку , а в области умопостигаемого она сама - владычица , от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.
Я согласен с тобой, насколько мне это доступно.
Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь.
… А удивительно разве, по-твоему, если кто-нибудь, перейдя от божественных созерцаний к человеческому убожеству, выглядит неважно и кажется крайне смешным? Зрение еще не привыкло, а между тем, прежде чем он привыкнет к окружающему мраку, его заставляют выступать на суде или еще где-нибудь и сражаться по поводу теней справедливости или изображений, отбрасывающих эти тени, так что приходится спорить о них в том духе, как это воспринимают люди, никогда не видавшие самое справедливость».
(Платон «Государство» . Миф о пещере (кн. 7; 514а - 517е) (дается в сокращении - www. philosophy. ru/library/plato/01/0.html ; полный текст см. в: Т.3; стр. 295-299)
Четыре значения мифа о пещере
В центре «Государства» мы находим знаменитый миф о пещере. Мало-помалу этот миф превратился в символ метафизики, гносеологии и диалектики, а также этики и мистики: миф, который выражает всего Платона. Так что же символизирует этот миф?
1. Во-первых, это представление об онтологической градации бытия, о типах реальности - чувственном и сверхчувственном - и их подвидах: тени на стенах - это простая кажимость вещей; статуи - вещи чувственно воспринимаемые; каменная стена - демаркационная линия, разделяющая два рода бытия; предметы и люди вне пещеры - это истинное бытие , ведущее к идеям; ну а солнце - Идея Блага.
2. Во-вторых, миф символизирует ступени познания: созерцание теней - воображение (eikasia), видение статуй - (pistis), т. е. верования, от которых мы переходим к пониманию предметов как таковых и к образу солнца, сначала опосредованно, потом непосредственно, - это фазы диалектики с различными ступенями, последняя из которых - чистое созерцание, интуитивное умопостижение.
3. В-третьих, мы имеем также аспекты: аскетический , мистический и теологический. Жизнь под знаком чувства и только чувства - это пещерная жизнь. Жизнь в духе - это жизнь в чистом свете правды. Путь восхождения от чувственного к интеллигибельному есть «освобождение от оков», т. е. преображение; наконец, высшее познание солнца-Блага - это созерцание божественного.
4. Впрочем, у этого мифа есть и политический аспект с истинно платоновским изыском. Платон говорит о возможном возвращении в пещеру того, кто однажды был освобожден. Вернуться с целью освободить и вывести к свободе тех, с которыми провел долгие годы рабства. Несомненно, это возвращение философа-политика, единственное желание которого - созерцание истины, преодолевающего себя в поисках других, нуждающихся в его помощи и спасении. Вспомним, что, по Платону, настоящий политик - не тот, кто любит власть и все с ней связанное, но кто, используя власть, занят лишь воплощением Блага. Возникает вопрос: что ждет спустившегося вновь из царства света в царство теней? Он не увидит ничего, пока не привыкнет к темноте. Его не поймут, пока он не адаптируется к старым привычкам. Принеся с собой возмущение, он рискует навлечь на себя гнев людей, предпочитающих блаженное неведение. Он рискует и большим, - быть убитым, как Сократ.
Но человек, который знает Благо, может и должен избежать этого риска, лишь исполненный долг придаст смысл его существованию...
(Дж. Реале и Д. Антисери Западная философия от истоков до наших дней. I. Античность. - СПб, ТОО ТК «Петрополис», 1994. - стр. 129-130)
Смысл платоновского мифа о пещере.
Миф о пещере (или "Платоновская пещера", "Аллегория пещеры") считается краеугольным камнем платонизма и объективного идеализма в целом.
Основная идея: Нефилософы приравниваются к узникам в пещере, которые могут смотреть только в одном направлении. Позади них горит огонь, а перед ними выступает стена. Между ними и стеной нет ничего, они там видят только собственную тень и тень вещей, которые проходят между их спиной и огнем. Они вынуждены верить в реальность этих теней, более того, они не имеют представления относительно причин теней. В конце концов одному из заключенных удается бежать из пещеры. Впервые он может увидеть в свете солнца правдивые вещи и осознает, что был обманут тенями. Если он является философом, он должен вернуться в пещеру и освободить всех других узников. Однако, поскольку он будет ослеплен солнцем, не сможет хорошо различать тени и его не будут воспринимать другие заключенные. Иногда в царстве явлений можно найти также близки к царству идей явления, например, геометрические формы.
Учение Аристотеля о материи и форме. 4 причины возникновения вещей.
Творчество Аристотеля (384-322 до н. е.) относится к периоду поздней классики. Он был систематизатором знаний эпохи античности в области естествознания, гуманитарных знаний, логики, философии, этики, эстетики. Основой естественнонаучных взглядов Аристотеля является его учение о материи и форме.
Мир состоит из вещей, каждая отдельная вещь является соединением материи и формы. Материя сама по себе - бесформенное, хаотическое, пассивное начало, то есть это материал, то, из чего возникает вещь, ее субстрат. Чтобы стать вещью, материя должна принять форму - некоего идеального, конструктивного, моделирующего начала, которое придает вещам определенность и конкретность. Как материя, так и форма являются вечными. По Аристотелю, каждая вещь - это сочетание материи и формы.
Однако именно форме, а не материи Аристотель явно предпочитает, убежден в том, что именно в ней, а не в пассивной материи содержится источник индивидуализации и деятельности.
В каждой вещи мыслитель выделяет 4 причины:
1. Материальная причина. То есть то, из чего возникают вещи. Таковы, например, медь для статуи, серебро для чаши, глина для горшка.
2. Формальная причина. Каждая вещь является оформленной материей. Форма представляет "сущность" бытия. Она превращает пассивную материю и делает вещь именно этой вещью.
3. Движущая причина. Это - источник, откуда берет начало движение.
4. Конечная причина, или цель. Конечную причину Аристотель понимает как "ради чего" происходят все природные явления, все изменения. Каждое явление природы словно имеет в себе первоначальную внутреннюю цель своего развития (ентелехію).
Благодаря совместной действия всех четырех причин и существуют вещи, которые содержат свои начала в самих себе.
Этика Аристотеля.
Философ, толкуя истоки нравственных представлений, справедливо считает, что они обусловлены жизнью людей. Аристотель выделяет три основные способа жизни, характеризуя свойственные каждому добродетели. Это, прежде всего, жизни большинства, что под благом и счастьем понимает удовлетворения. Поэтому для них предпочтительным является жизнь, полная наслаждений. Философ называет такое жизнь низким, животным.
Другой способ - государственнический, характеризующаяся стремлением личности к уважению, так что тут понимание блага совпадает с интересом государства. Однако, как справедливо замечает Аристотель, уважение есть нечто внешнее, тогда как под благом мы понимаем внутреннее то, что неотъемлемо от человека. Самым совершенным видится третий - созерцательный образ жизни.
Определив отличное в понимании блага, Аристотель приходит к выводу, что оно не является универсальным понятием. В его этике выявлено богатство содержания нравственных понятий. Относительно понятия "благо" он говорит, что тут налицо то же богатстве значений, что и в понятии "бытие". Благом философ называет то, что служит ему и есть источником . Основная цель нравственности - в ее практической ценности для создания слаженного, добродетельной жизни. Рассматривая человека как общественное существо, философ сосредотачивает внимание на анализе основных этических добродетелей, соблюдение которых видится как путь достижения основной цели жизни - счастья. В процессе анализа конкретных видов добродетелей Аристотель выделяет два основных их типа: діаноетичні (добродетели ума) и ческие (добродетели воли и характера). К первым относятся: мудрость, знание, умеренность. До этических - мужество, умеренность, достоинство, щедрость, искренность, справедливость и тому подобное. Общим же принципом определения сущности добродетелей является понятие "мера" как правильное соотношение между двумя крайностями.
"Государство", книга 7 в сокращении.
Диалог между Сократом и Главконом
… посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная… невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
… за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.
Странный ты рисуешь образ и странных узников!
Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?
- Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?
А предметы, которые проносят там, за стеной; не то же ли самое происходит и с ними?.. Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?
Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?.. Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов…
Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.
Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит, и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?…
А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?…
Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят… Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем - на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом - на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.
И, наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.
И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.
Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?
А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен?…
Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?…А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут - а на это потребовалось бы немалое время, - разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?…
Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, - это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль - коль скоро ты стремишься ее узнать, - а уж Богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея Блага - это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама - владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.
… не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь. Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине… А удивительно разве, по-твоему, если кто-нибудь, перейдя от божественных созерцаний к человеческому убожеству, выглядит неважно и кажется крайне смешным? Зрение еще не привыкло, а между тем, прежде чем он привыкнет к окружающему мраку, его заставляют выступать на суде или еще где-нибудь и сражаться по поводу теней справедливости или изображений, отбрасывающих эти тени, так что приходится спорить о них в том духе, как это воспринимают люди, никогда не видавшие самое справедливость.
Всякий, кто соображает, вспомнил бы, что есть два рода нарушения зрения, то есть по двум причинам: либо когда переходят из света в темноту, либо из темноты - на свет. То же самое происходит и с душой: это можно понять, видя, что душа находится в замешательстве и не способна что-либо разглядеть. Вместо того чтобы бессмысленно смеяться, лучше - понаблюдать, пришла ли эта душа из более светлой жизни и потому с непривычки омрачилась, или же, наоборот, перейдя от полного невежества к светлой жизни, она ослеплена ярким сиянием: такое ее состояние и такую жизнь можно счесть блаженством, той же, первой посочувствовать. Если, однако, при взгляде на нее кого-то все-таки разбирает смех, пусть он меньше смеется над ней, чем над той, что явилась сверху, из света.
Раз это верно, вот как должны мы думать об этих душах: просвещенность - это совсем не то, что утверждают о ней некоторые лица, заявляющие, будто в душе у человека нет знания, и они его туда вкладывают, вроде того, как вложили бы в слепые глаза зрение.
А это наше рассуждение показывает, что у каждого в душе есть такая способность; есть у души и орудие, помогающее каждому обучиться. Но как глазу невозможно повернуться от мрака к свету иначе, чем вместе со всем телом, так же нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия и того, что в нем всего ярче, а это, как мы утверждаем, и есть благо. Не правда ли?
Миф о Пещере и учение о человеке
Миф о пещере
В центре "Государства" мы находим знаменитый миф о пещере.Мало-помалу этот миф превратился в символ метафизики, гносеологии и диалектики, а также этики и мистики: миф, который выражает всего Платона. На нем мы и закончим наш анализ.
Представим себе людей, которые живут в подземелье, в пещере со входом, направленным к свету, который освещает во всю длину одну из стен входа. Представим также, что обитатели пещеры к тому же связаны по ногам и по рукам, и будучи недвижными, они обращают свои взоры вглубь пещеры. Вообразим еще, что как раз у самого входа в пещеру есть вал из камней ростом в человека, по ту сторону которого двигаются люди, нося на плечах статуи из камня и дерева, всевозможные изображения. В довершение всего нужно увидеть позади этих людей огромный костер, а еще выше — сияющее солнце. Вне пещеры кипит жизнь, люди что-то говорят, и их говор эхом отдается в чреве пещеры.
Так узники пещеры не в состоянии видеть ничего, кроме теней, отбрасываемых статуэтками на стены их мрачного обиталища, они слышат лишь эхо чьих-то голосов. Однако они полагают, что эти тени — единственная реальность, и не зная, не видя и не слыша ничего другого, они принимают за чистую монету отголоски эха и теневые проекции. Теперь предположим, что один из узников решается сбросить с себя оковы, и после изрядных усилий он осваивается с новым видением вещей, скажем, узрев статуэтки, движущиеся снаружи, он понял бы, что реальны они, а не тени, прежде им виденные. Наконец, предположим, что некто осмелился бы вывести узника на волю. И после первой минуты ослепления от лучей солнца и костра наш узник увидел бы вещи как таковые, а затем солнечные лучи, сперва отраженные, а потом их чистый свет сам по себе; тогда, поняв, что такое подлинная реальность, он понял бы, что именно солнце — истинная причина всех видимых вещей.
Так что же символизирует этот миф?
Четыре значения мифа о пещере
1. это представление об онтологической градации бытия, о типах реальности — чувственном и сверхчувственном — и их подвидах: тени на стенах — это простая кажимость вещей; статуи — вещи чувственно воспринимаемые; каменная стена — демаркационная ли ния, разделяющая два рода бытия; предметы и люди вне пещеры — это истинное бытие, ведущее к идеям; ну а солнце — Идея Блага.
2. миф символизирует ступени познания: созерцание теней — воображение (eikasia), видение статуй — (pistis), т.е. верования, от которых мы переходим к пониманию предметов как таковых и к образу солнца, сначала опосредованно, потом непосредственно, — это фазы диалектики с различными ступенями, последняя из которых — чистое созерцание, интуитивное умопостижение.
3. мы имеем также аспекты: аскетический, мистический и теологический. Жизнь под знаком чувства и только чувства — этопещерная жизнь. Жизнь в духе — это жизнь в чистом свете правды. Путь восхождения от чувственного к интеллигибельному есть "освобождение от оков", т.е. преображение; наконец, высшее познание солнца-Блага — это созерцание божественного.
4. у этого мифа есть и политический аспект с истинно платоновским изыском. Платон говорит о возможном возвращении в пещеру того, кто однажды был освобожден. Вернуться с целью освободить и вывести к свободе тех, с которыми провел долгие годы рабства.
